Дети белой богини - Страница 24

- Разговаривали? С Машей? - Он невольно подался вперед.

- Ну да, - кивнул Федор и потянулся к бутылке. - Еще, что ль, выпить? А, выпью! Вечером найдет моя, да и пропадет добро.

- Что это был за парень? - спросил Завьялов, глядя, как Федор выливает остатки мутной жидкости в стакан.

- Высокий, на лицо приятный. Парень как парень, - сказал сторож, допив самогон.

- С Фабрики?

- А я почем знаю?

Вспомнил, что сам Федор не фабричный, из села. А.тот вдруг разговорился:

- У нас в больнице чего только не случается. Сам посуди, чего ж им еще делать? Вот и крутят романы. Как сериал пройдет, так и начинают шептаться. Даром что руки-ноги переломаны. А у кого и голова перебинтована. Да ты сам знаешь, лежал. Кто и женится потом. Всякое бывает.

- А ночью? Ночью они ходят?

- Кто? — тупо спросил сторож.

- Больные.

- А я за ними не слежу. Кто не может, тот не ходит.

- Последнее время кто крутил роман?

- Да вроде Лешка Митрофанов из шестой палаты, мальчишка еще сопливый, да Роза. Та замужем. А что им мужья? Болезнь, она, как война, все спишет. Как из нее вышел, так и очистился. Конечно, оно только промеж выздоравливающих можно. У кого болит, тому не до любви. Да и ходячие, они не шибко бойкие. Все разговоры разговаривают. К чему мешать? Скучно им, понимать надо. А до дела и не доходит. У нас в больнице как? Молодые к молодым, а старухи промеж собой шушукаются. Лешка-то выписался небось. Пора.

- А того парня как звали? Который с Машей по ночам разговаривал?

- Не помню. Ты у Татьяны спроси. Я их, пока лежат, всех по именам помню, а потом никак. Знаю только, что с переломом к нам попал. Недолго он лежал, у нас такие не задерживаются. Но с Марией быстро снюхались.

Сторож опьянел и теперь не соображал, что женщина, о которой говорит, убита, а перед ним сидит ее несчастный муж. Завьялов же казнил себя: да неужели ошибся? Ревновал к Горанину, а там другое. Маше было двадцать пять лет. Молодая еще. Ему-то под сорок. Тихая, добрая, милая. Роман медсестры и симпатичного больного - событие рядовое.

- И все-таки, насчет того мужчины в черной куртке. Мог это быть тот самый парень?

- Не. Не помню, - промычал сторож. – Бежал быстро.

- А куда бежал?

- Туда... К бедным...

- В Долину Бедных?

- А черт... Черт его знает.

- В руках у него что-нибудь было?

- Не. Точно. Не было.

- Да, может, он и не из больницы бежал?

- Может, и не... Не из... Больницы...

Федор теперь едва ворочал языком. Завьялов понял, толку не будет. Надо побеседовать с больными. С Розой и Лешей Митрофановым. И с дежурным врачом. Но почему Герман этого не делает? Показания со сторожа снял в то утро, когда нашли Машу. И все.

- Федор, тебя к следователю вызывали? - спросил на всякий случай.

- Не. Что ты, что ты! - замахал тот руками, потом тяжело опустился на лавку.

- Устал я... Ты Ирке скажи, здесь, мол, папа. Устал.

Завьялов вышел на улицу, и поежился от холода. Кто знает, сколько придется ждать автобуса? Не надо было ехать. О парне, с которым Маша шепталась о чем-то по ночам, мог узнать и из другого источника. Но что сделано, то сделано. Федор убийцу описать не может. И опознать тоже не сможет.

Проходя мимо дома, стукнул согнутым пальцем в окно. На пороге появилась хозяйка:

- Ну чего?

- Отец там, а бане. Лег.

- Что значит - лег? Вы пили, что ли? - зло спросила женщина.

- Я не пью, - пожал он плечами.

- Да знаю я вас! Все вы не пьете! Шатаются здесь всякие! Ха! Агент он страховой! Алкаш! А я-то, дура, уши развесила!

- У вас ребенок плачет, — заметил он.

- Ты у меня тоже сейчас заплачешь! Я вот кобеля на тебя спущу! Агент!

Он заторопился к калитке. Женщина, ругаясь, скрылась в доме. Ребенок, действительно, надрывался в крике.

...На счастье, автобуса ждать пришлось недолго. Он был почти пустой, кондукторша, глянув в его удостоверение, тихонько вздохнула. И сказала:

- Я о вас читала. В газете. Что ж, так и не поймали его?

- Кого?

- Ну который в вас стрелял.

- Нет. Не поймали.

- Как же! Поймают они! - разозлилась вдруг женщина. - У-у-у! Сволочи! - И неизвестно кому погрозила кулаком.

В дискуссию он вступать не стал. Политических митингов в общественном транспорте не выносил. Бессмысленно это, только душу травить. На Пятачке вышел и направился к своему дому. Визит в больницу решил отложить на завтра. Что ни говори, а бывать там, где убили Машу, не хотелось.

День второй

Ему не повезло. Михаил Сергеевич три дня назад уехал в областной центр, на семинар, а Леша Митрофанов и Роза уже выписались. Пришлось беседовать со старшей сестрой. Когда в больнице наступил тихий час, она согласилась уделить ему немного времени.

Елену Иванову он, честно сказать, недолюбливал. И Маша на старшую постоянно жаловалась. Есть, мол, у нее любимчики, которым все сходит с рук, — и опоздания, и прогулы, а с остальных спрашивает по всей строгости. К тому же грязнуля, больничное хозяйство должным образом не содержит. Тайком излишки спирта сбывает налево, да и сама выпивает с врачами. Выписываясь, каждый считает своим долгом отблагодарить медперсонал, коробки конфет в шкафчике у старшей не переводятся, деревенские везут родственникам кто молочные продукты, кто мясо, кто домашнюю колбасу. Каждую неделю в кабинете у главврача застолье. Ни простых медсестер, ни санитарок, естественно, не зовут.

А грязь потом за ними вывози. Именно из-за этого у Маши со старшей были трения, одно время жена даже собралась увольняться. Но куда деваться? Ездить в соседний город? Далеко, да и неудобно. Здесь-то работа под боком, в нескольких минутах ходьбы. И Маша терпела. Ждала перевода - знакомая пообещала место в роддоме. Не дождалась...