- Ну что? Что такое?
- Нет. Ничего, — также шепотом сказала она. -Ты часто туда смотришь?
- Каждый день.
- И что это? А?
- Не знаю. Может, маленькое безумие?
- Если я когда-нибудь захочу сбежать отсюда, из этого города, я сделаю это с тобой! - решительно сказала Вероника.
Он ничего ей не ответил, только подумал, что вот это уже безумие большое. И не надо бы ему случится. Там, на краю Долины Бедных, светились окна Германа. Д пока они светятся, покоя им обоим не будет. Ни ему, ни Веронике.
...Она ушла минут через десять. Александр долго стоял у окна и смотрел, как «Жигули» ехали по дороге, ведущей к Долине Бедных. У коттеджа Германа машина не остановилась, проехала мимо. Он почему-то вздохнул с облегчением. Будто уже имел на девушку какие-то права...
«ЕСЛИ Я КОГДА-НИБУДЬ ЗАХОЧУ СБЕЖАТЬ отсюда, из этого города...» Куда сбежать? Ее-то, может быть, и ждут в том огромном мире, что открывается за пределами дряхлеющего силуэта N, но его не ждут точно.
На следующее утро, анализируя события про-шедшегЪ дня, он никак не мог принять верное решение. Поверить или нет? Поставить в этом деле точку или искать дальше? И что искать? Пойти против Германа, значит пойти против города. А город не простит. Городу проще считать так, как считает Горанин. Меньше проблем. Но есть еще Вероника...
После обеда он отпросился у начальницы в поликлинику.
- Плохо себя чувствуете, Александр Александрович? - сочувственно посмотрела на него Валентина Владимировна.
- Давно не показывался врачу. Разнервничался что-то. Вы, должно быть, слышали о вчерашнем происшествии?
- Об уголовнике, которого ночью зарезали на рынке, у пивнушки?
- Задушили, — поправил он.
- А говорят, зарезали... Говорят еще, что это он убил вашу жену.
- Да, наверное. Мне в связи с этим надо будет заглянуть в прокуратуру. Вы уж простите нерадивого работника.
- Да что вы! Что вы! - замахала руками начальница. - Я удивляюсь, как хорошо вы держитесь! Подумать только, жену убили! Ужас какой! Следствия, допросы, опознания. И все это после тяжелого ранения! Как вам, должно быть, трудно все пережить!
- Это скоро закончится, - с грустью в голосе сказал он. - И я все время буду при вас, милые мои женщины.
Женщины переглянулись и слегка смутились. Ого! Он, кажется, научился говорить комплименты!
Завьялов отправился в городскую поликлинику. Невропатологи в городе были в большом дефиците. На Фабрике, где был прописан, прием велся два раза в месяц, очередь выстраивалась огромная. В городской же поликлинике, благодаря связям Маши, его принимали беспрекословно, в любой день и в любое время. Но после ее смерти он к врачу ни разу не заглядывал.
Талончиков не было, разобрали еще с утра, но, едва взглянув на него, девушка, работающая в регистратуре, сказала:
- Одну минутку.
И тут же выписала дополнительный талончик. Подавая ему карту, предупредила:
- Алексей Иванович принимает до двух. Вы последний в очереди. - И тихонько вздохнула.
То, что он оказался последним, было ему на руку. Не о своих болезнях собирался Завьялов беседовать с врачом.
Увидев его, Алексей Иванович возбужденно сказал:
- Ну, наконец-то! Что ж вы не заходите, Александр Александрович? Избегаете нас. А ведь вам нужно регулярно показываться в течение этого, да и следующего года! Такое ранение! С подобными вещами не шутят!
- Со мной все в порядке.
Он положил на стол карту, к которой тут же потянулась черненькая, очень уж смазливая медсестра. Ее* волосы были стянуты в хвост яркой пластмассовой заколкой, огромные глаза сияли, как два маленьких солнца.
- В порядке, говорите, - задумчиво глянул на него врач. - А ко мне недавно заходил Герман Георгиевич Горанин, он всерьез обеспокоен вашим здоровьем.
- Вот об этом я бы и хотел поговорить. О Го-ранине. Можно без свидетелей?
Черненькая еле слышно фыркнула. Потом вопросительно глянула на врача. Мол, что же это больные себе позволяют?
- Люда, вы можете быть свободны, - сказал Алексей Иванович. — Прием окончен, отнесите карты в регистратуру, а мы с Александром Александровичем сами разберемся.
.Люда сгребла со стола медицинские карты и направилась к дверям. Мужчины молча следили за ее плавно покачивающимися бедрами. На девушке оказался очень уж крохотный медицинский халатик, длинные ноги открывались взорам во всей своей красе.
— Да-а... — поцокал языком Алексей Иванович, когда дверь за медсестрой закрылась. И развел руками: - Ну что тут поделаешь? Женщина! А красивая женщина, это, знаете ли... Да-а...
Не договорив, врач махнул рукой и пододвинул к себе его карту. Открыв, еле заметно вздохнул:
- Ну, как себя чувствуем? Хорошо, говорите?
- Неплохо.
- Курите много?
- Бросил, - коротко ответил он.
- А как насчет спиртного?
- Не идет. Странно себя чувствую.
- Как-как? - с интересом посмотрел на него врач.
- Я не о себе хотел поговорить. О Германе.
- А что такое с Германом Георгиевичем?
- Он как-то странно себя ведет.
- Вот как? Не заметил.
- Я понимаю, что это врачебная тайна. Горанин не заинтересован, чтобы кто-то в городе узнал о его проблемах. Но это становится опасным.
- Продолжайте.
- События последних месяцев наталкивают на мысль, что в городе появился маньяк. Сначала он крушил машины и витрины, потом принялся убивать людей. Понимаете, ночью я делаю рисунки. После ранения у меня появились жестокие фантазии, раньше мне не свойственные. Я отчего-то стал ненавидеть Германа. И вредить ему в этих своих рисунках.