- Если я здесь, на диванчике усну, ничего? -спросил Александр.
- Тебе не привыкать.
- Знаешь, как приму снотворное, сплю, словно младенец. Только на утро странные мысли посещают. И еще эти рисунки проклятые.
Горанин молчал, что-то напряженно обдумывая.
- Ты хотел поговорить о Веронике. Я ведь к ней собрался, - скаЗал Завьялов после паузы.
- Когда? - удивленно поднял брови Герман.
- Как когда? Ночью. Она сегодня дома одна, охранника отпустили, а нам поговорить надо.
- Как? Совсем одна?
- Именно,
Горанину не надо знать о присутствии в доме Миши.
- А как же снотворное? Ты сейчас уснешь!
- Ах, да! Ну, значит, не судьба. В конце концов это никуда не денется. Девушке не впервой обманываться в мужчинах. Ведь так?
Он расставлял ловушку. И Герман лез в нее, словно бык на красную тряпку. Глядя исподлобья, спросил:
- Что у вас было?
- А ты ревнуешь? — усмехнулся Александр.
- В общем-то... Мне это неприятно. Черт знает что! - выругался Герман. - Самолюбие, что ли, задето?
- Ну да! Как же! У неотразимого Германа Горанина уводит девушку из-под носа какой-то Зява! Выходит, это все слова? О той легкости, с которой ты бросаешь женщин? И больно тебе так же, как и всем, когда они от тебя уходят.
- Ника никуда не денется, - упрямо сказал Герман.
- А ты уверен? Аглая ведь дала согласие на брак. Но что сказала Ника?
- Она немного обиделась. Из-за Веры. Бывает.
- Немного обиделась! Да ты дурак, Гора! Просто дурак! Она разобралась, что к чему, и поняла — от тебя надо бежать, как от чумы!
- Но-но. Ты не очень-то.
- Такую девушку потерял! Косметикой она, видишь ли, злоупотребляет! Много курит! Любовь, видишь ли, складывается из мелочей! Да это ты мелочный, а не любовь. Все выгадываешь, как бы себя подороже продать.
- Заткнись! - зло бросил Герман.
Завьялов вдруг спохватился. Для человека, которого должно после двух таблеток снотворного неудержимо клонить ко сну, говорит слишком уж бойко. Он начал тереть глаза:
- Устал я что-то. Сколько там натикало?
- Да к полуночи. Совсем спишь?
- Посижу еще маленько. - Он демонстративно зевнул. - Ты уж извини, что в третий раз злоупотребляю твоим гостеприимством. Но дома... Там везде Маша. Закрою глаза и вижу ее. Какой уж тут сон!
- Да, наверное, - несколько рассеянно отозвался Герман.
- У тебя дом большой. Вот когда народу будет полно, тогда не разлежишься на диване-то. Вера с дочкой да внук. Глядишь, еще малышня появится.
- Я пока ничего не решил.
- Ну, думай.
- Знаешь, Сашка, жалко мне тебя. Хороший ты человек. И, в принципе, ни в чем ведь не виноват! Вот что убивает.
- А что это ты будто хоронишь меня?
- Да так. Тебе бы полечиться.
- Спать охота. Лягу я, пожалуй. Но сначала помогу тебе отнести все это на кухню, - кивнул о» на грязные тарелки. - Хочешь, посуду помою?
- Вера завтра помоет, - равнодушно откликнулся Герман. - А ты ложись, раз плохо себя чувствуешь.
- Ничего. Не умираю ведь.
После того как стол очистили и Герман аккуратно протер белую моющуюся скатерть салфеткой, он еще раз зевнул и устроился на диване. Хозяин принес подушку и плед. Завьялов отметил, что тот нервничает. Похоже, завелся. Из-за Ники.
- Послушай, Саша, - позвал его Герман, - ты спишь, что ли?
- Да. Почти.
- Ладно. Завтра поговорим.
- Именно.
-И он отвернулся к стене. Горанин еще немного потоптался в дверях, словно чего-то ждал. Но Завьялов не двигался, и Герман, погасив свет, вышел.
Был первый час ночи. Лежать без сна и ждать придется около часа. Прислушался: ощутимая вибрация. Герман поднимается наверх. Только бы не сунулся в шкаф! Вдруг захочет проверить содержимое ящичка? Он просунул руку под диванную подушку и нащупал пистолет. Успокоился немного. Ночь на дворе, зачем Герману шарить в шкафу? Интересно, лег или нет? Вроде бы шаги наверху, в спальне. Герман нервничает, ходит по комнате. Может быть, курит. Почувствовал тоску; Надо было попросить сигарет - нервы. Ждать невыносимо. А вдруг не получится?
Нет, Герман обязательно спустится, проверит, нет ли на столе очередного рисунка. Дважды ночевал в коттедже и дважды было так. Интуиция подсказывала: все повторяется и на этот раз. Лежал тихо, прислушиваясь к своим ощущениям. Вскоре вибрация прекратилась. Возможно, Герман лег.
Бессонница научила чувствовать время. Мог определить и не глядя на часы, сколько именно проворочался без сна. Вот и сейчас, отсчитав по внутреннему хронометру около часа, поднялся. Включил свет, достал пистолет и положил его на стол. С оружием чувствовал себя увереннее. Теперь за работу. Согласно плану.
Первым делом он снял со стены плакат. Уложив брюнетку лицом на стол, расправил белую поверхность листа. Потом достал знакомый уже стаканчик с принадлежностями для письма и задумался. Что это должно быть? Чем его раззадорить?
Наконец начал рисовать. Особняк мэра, первый этаж, холл. Обстановка ему знакома, да и Герману тоже. Вдоль стены — мягкий диван, рядом кадка с огромной пальмой, фонтанчик из мрамора высотой около метра: на круглом основании пруд, лебеди, горы, из пещеры струйка воды, имитирующая водопад. Это должно случиться на первом этаже. Девушка, похожая на Машу, но не Маша. Пышные волосы, тонкий рот, скошенный подбородок. Это Вероника. Чем бы ее? Лучше ножом. Он нарисовал брошенный возле тела нож, похожий на тот, что лежал на кухне у Германа.
Там было несколько ножей, он выбрал большой, с лезвием сантиметров в пятнадцать. Детально нарисовал деревянную ручку, два кружочка на ней в местах скрепления. Потом принялся красными чернилами обозначать раны на теле.