Дети белой богини - Страница 18

Прошло три недели, ночи стали такими длинными и темными, что на жителей N постепенно нападала спячка. Даже молодежь, собирающаяся на Пятачке, поутихла. После работы все спешили по домам. Осень, сумерки года, перевалила за половину, приближалась его ночь, долгая зима. А зиму в N откровенно не любили. При хроническом безденежье зима, что тяжелая ноша, придавливает к земле и заставляет экономить силы.

По настоянию Маши Завьялов вновь бросил курить. Уже в который раз. Но теперь твердо. Носил в кармане лекарства, словно страховой полис. «Если станет хуже - выпью, - думал он, - но надо держаться. Здоровый ты, пока не признаешь себя больным.» Три недели они с женой вели себя сдержанно, словно нашалившие дети, примерное поведение которых доставляет удовольствие родителям, а меж тем зреет новый конфликт. Алек-• сандр чувствовал, как внутри сжимается пружина. Ну сколько можно молчать?

Если неглупые люди чувствуют, что друг другом недовольны, они идут на уступки. Кто-то делает шажок назад в надежде, что другой это оценит. И отблагодарит. Но тот, другой, не хочет оказаться проигравшим, он делает свой шажок назад. Так они пятятся, пятятся, пока расстояние между ними не станет таким же, как в первый день знакомства. Тогда окажется, что стоят друг перед другом совершенно чужие люди, но каждый почему-то ждет благодарности!

Так, без ссор и без скандалов с битьем посуды, они с Машей дошли до точки. До конечной точки маршрута. И он не выдержал. Спросил с надрывом:

- Ну почему ты молчишь? Нам давно надо поговорить. .

-О чем?

- О нас.

- Мне пора на дежурство.

- Ты прячешься от меня на работе, я давно это понял. Вместо того, чтобы объясниться, уходишь, оправдывая свое безразличие занятостью. Скажи честно, ты хочешь развода?

- Ты же знаешь, что это невозможно.

- Но хочешь.

- Нет, - Маша отвела глаза.

- Ладно, я понял. Не так давно ты сказала: «Хорошо, что у нас нет детей.» И я узнал, что ты ходила к Герману. Не перебивай, я думал об этом три недели. Ты к нему ходила. Но я не могу так просто тебя отдать.

-Я не вещь.

-А я вещь? Неодушевленный предмет, с которым можно так обращаться?

Завьялов попытался взять себя в руки.

- Подожди немного, - попросил он. - Я скоро пойду на работу, буду при деле, и все изменится.

- Ничего не изменится. Дело не в работе, а в тебе. Ты ненавидишь Германа;

- Ты не права.

- Да у тебя это на лице написано! С тобой невозможно разговаривать. О чем бы мы ни заговорили, ты переходишь на Горанина, бесконечно твердишь, что ему повезло, а тебе нет. Что он сильный, умный, необыкновенный, а ты нет. И сам жить без него не можешь! Думаешь, что можешь, что без него жить было бы лучше. Ты предсказываешь, что его убьют... Может, сам собрался его убить? Может быть, ты уже это делаешь?

- Я?! Что ты от меня скрываешь?! Договаривай!

- Я скажу тебе. Завтра, потому что мне на работу надо. Я действительно скрываю от тебя очень важное. Не хотела расстраивать.

- Маша!

- Мне надо идти.

- Нет, постой, - попытался он удержать жену.

- Саша, перестань. Я опаздываю. Утром.

- Ну хорошо. Утром, так утром, - сдался он.

- Все, пока.

Ушла, даже не поцеловав его на прощание. А вот раньше... Раньше, раньше! Заладил! Александр нервно ходил по комнате, сунулся было в буфет, где обычно лежали сигареты, но вспомнил, что их больше нет, и с досадой захлопнул дверцу' Попытался смотреть телевизор, но с раздражением выключил. Все одно и тоже. Сериалы перемежаются выпусками новостей и ток-шоу. Сладкая ложь, горькая правда и публичное перетряхивание грязного белья. Это раньше предпочитали хор из избы не выносить, а теперь им гордятся. Гляньте-ка, что у меня есть! Какая умопомрачительно прекрасная мерзость! Люди придумывают себе проблемы, а настоящих словно бы не замечают. Смешно! Слушать их - смешно. Жизнь проходит мимо. Вот в чем проблема. Надо бы изменить эту жизнь, но как? От неумения найти ответ на этот мучительный вопрос и рождаются все беды.

Он злился. Потом злился на себя за то, что злится, ворчит, как старый дед. Остался, мол, за бортом жизни, а жизни-то никакой и нет. Выходит, и борта нет. Отчего так больно? Замкнутый круг. Проскрипев кое-как до десяти часов вечера, лег спать. Но уснуть не смог. Лежал, ворочался с боку на бок. Маша сказала - все утром. Она собирается рассказать что-то важное. Быть"может, о Германе? О том, что уходит к нему? Не выдержал, вскочил и стал собираться. Не позволит он так с собой обращаться!

...Дверь открыл Герман, и, видимо, поняв все по его лицу, с усмешкой сказал:

- О! Я вижу у нас опять приступ ревности!

- Скажи честно, она уходит к тебе?

- Кто? - удивился Герман.

- Маша.

- Маша? Да ты что? Входи. Тебе надо успокоиться. — Герман посторонился.

Войдя Александр уловил наверху какое-то движение. Не услышал - почувствовал.

- У тебя кто-то есть? - спросил с подозрением.

- Нет, — покачал головой Герман. — Я один. Выпить хочешь?

- Выпить? Да, пожалуй, хочу. Да, хочу. Потом они сидели на кухне и разговаривали

довольно спокойно.

- Понимаешь, — сказал Завьялов, выпив первую рюмку, - она собирается утром мне что-то рассказать. Что-то очень важное. Я так понимаю, ты в курсе.

- А почему я должен быть в курсе?

- Ну как же. Ты и она...

- Эх, Сашка, Сашка! Как же плохо ты обо мне думаешь! Ты вот что, иди-ка спать. Утро вечера -мудренее.

- Да не могу я там оставаться!

- Ночуй здесь.

- Сон нейдет.

- Выпей лекарство. У тебя снотворное есть?

- Да, в кармане куртки.