Дети белой богини - Страница 45

Наконец позвонила Валентина Владимировна или, как ласково называл ее Герман, Валюша. И громко, четко, наверняка проинструктированная Гораниным, сказала:

- Мы вас ждем на работе. Приезжайте.

Завьялов надел рубашку с галстуком, лучший костюм, побрызгался одеколоном и поехал в центр. Заметно волновался: все-таки женский коллектив! Это было непривычно.

К единственному мужчине сотрудники страховой компании отнеслись внимательно и с пониманием. Все вызвались научить новому делу, но Валентина Владимировна прикомандировала к нему опытнейшую сотрудницу, женщину пенсионного возраста. Й он вздохнул с облегчением: к женскому кокетству и откровенным заигрываниям был всегда не расположен, а сейчас это казалось просто невыносимым, но будь наставница молода, без этого не обошлось бы.

Целыми днями просиживая рядом друг с другом, невозможно избежать соприкосновений, и намеков. Мужчина не может быть ничьим, и его собственницей, как правило, становится та, что ближе. Это и приятно, и неприятно одновременно. Почему приятно, объяснять не надо, а вот неприятность заключается в неизбежности. В расставленные силки добыча рано или поздно попадается. Служебные романы - неизбежность.

Валентина Владимировна, легко, словно перышко, перенесла к столу его наставницы второй i стул.

- Что вы, что вы! Я сам! - испугался Александр, вскочив ей навстречу.

- Вот что значит мужчина! - подмигнула бухгалтерша. - А мы тут привычные мебель носить!

Невольно покраснев, он уткнулся в монитор.

- Ну, значит, так,.- строго сказала наставница, - бланки у нас стандартные, все есть в компьютере. Надо только уметь их заполнить.

...В обеденный перерыв оказалось, что все принесли домашнюю выпечку. Женщины словно устроили состязание в кулинарных талантах. Он побоялся кого-нибудь обидеть и попробовал всего по чуть-чуть. Под конец рабочего дня набрался смелости, спросил у Валентины Владимировны:

- А у меня будет удостоверение? В том, что я сотрудник страховой компании.

- Нарисуем, - подмигнула начальница. - А кто не поверит, пусть звонит лично мне. Хотя вы еще с месяц будете на положении ученика.

Ученик! В сорок лет! Вся голова седая! Но что ж теперь поделаешь? Веселенькую жизнь устроил ему Герман.

...Горанин, легок на помине, пришел к нему вечером того же дня. Звонок был давно заменен на самый резкий, заливистую трель услышал сразу, хотя Герман, положив палец на кнопку, снимать его не собирался.

- Да слышу я! Слышу! - прокричал Завьялов.

Герман был сильно пьян, а в руке держал еще одну бутылку водки. Дорогой, «кристалловской», не местного розлива.

- Ты чего? - спросил Александр удивленно. - Случилось, что?

- Радость у меня! А какая, не скажу! - рассмеялся Герман. - В квартиру-то пропусти! Не на пороге же!

-Проходи, конечно! -посторонился Завьялов.

- Закусить есть? - спросил гость, направляясь прямиком на кухню.

- А тебе не хватит?

- Да брось! Если б ты знал! Эх, Зява! Извини, я тебе тут наследил. - И Герман пьяно уставился на линолеум, по которому растекались грязные лужи. Ночью выпал снег.

- Ничего, потом вытру. А что случилось? Не прокурорскую ли должность получил?

- Не-е-т! Тут другое. Дай-ка мне, Саша, рюмку.

Он, действительно, был сегодня счастлив, Герман Горанин. Так счастлив, что Завьялову стало неловко. Горанин налил себе водки, поднял рюмку и с чувством сказал:

- За жизнь!

Он расслабился, лицо его было спокойно и [красиво. Карие глаза словно туманом заволокло. Ресницы длинные, густые, как у женщины, которая употребляет много туши. Прикрыв затуманенные глаза своими замечательными ресницами, [Герман мечтательно вздохнул:

- Эх, Сашка! Как жить-то хорошо! А?

- Может быть.

- Вот не к кому с этим прийти. Только к тебе. Уверен, ты поймешь.

-Я?

Он хотел было напомнить о своем горе, но [подумал, что не время. Не сейчас.

- Да знаю я, Сашка, что ты скажешь. Жить [плохо, жить тяжело. Но... Семьями спасаться бу-1дем. Семьями! - И Герман поднял вверх указательный палец. - Понимаешь меня?

- Не совсем.

- Главное в жизни что? Любовь и семья. Ими 1й надо спасаться. А все остальное... Деньги, ра-[бота... власть... - Герман пренебрежительно мах-|нул рукой.

- Ты влюбился, что ли?

- Ну ты скажешь! Влюбленность - это неопределенность. Ха-ха! В рифму сказал! Влюблен-|ность - неопределенность. Все в волнах. Будет -"не будет, одному Богу известно. А у меня не будет. У меня есть! Еще, что ли, выпить?

- Герман, тебе хватит/ Не теряй лицо. Либо напейся и ложись здесь.

- Здесь? - Горанин рассеянно обвел глазами кухню. - Нет, мне здесь не нравится. Тут мрачно.

Тут обитает гордый несгибаемый дух Александра Завьялова. Горанину здесь не место. Домой пойду. Десять минут ходу. Неужели не дойду? Хотя постой... Сначала умоюсь. И правда нехорошо. Вот ведь напьется человек с горя - отвратительно. От счастья - все одно неприглядно. Почему так? Водка - мерзость. Какая зараза ее придумала? Однако же пьем и пить будем. Потому как — человек!

Герман беззлобно выругался, и, тяжело вздохнув, отправился в ванную. Не было его долго. Когда вернулся, выглядел гораздо лучше. Твердо стоял на ногах и был серьезен.

- Ты извини - там, в ванной, я беспорядок оставил. - Сказал он виновато. - Ничего?

- Все нормально.

- Почему не спросил, какая у меня радость?

- Надо будет, сам расскажешь. Не клещами же из тебя тянуть? Тем более гнусно воспользоваться твоим состоянием и что-то выведывать.

- Сашка, ну откуда в тебе такое благородство? Ведь только хуже мне делаешь! Это ты хотя бы понимаешь?