И она вышла. Герман молчал, держал паузу, Завьялов же невольно прислушался: на лестнице ощутимая вибрация - Евдокия Германовна тяжело поднимается на второй этаж.
- А это хорошо! - сказал вдруг Герман. - Хорошо, что ты знаешь. А то черт знает, что получается! Радостью не с кем поделиться! Права мать, ну сколько можно скрывать? Посмеяться хочешь?
- Герман...
- А что? Внук у меня родился! Ха-ха! Такой молодой, а уже дед!
- Герман! - Завьялов ахнул.
- Смешно? Ты, должно быть, Веру не помнишь. Она у нас в школе лаборанткой работала. Пришла, когда мы учились в девятом классе. Двадцать лет, а уже с двухгодовалым ребеночком. Она от какого-то курсанта забеременела и... Словом, их расписали. Курсант-училище закончил и уехал в часть, а ее в школу пристроили, подработать. Лаборанткой при химичке.
- Да-да... То-то я смотрю! Лицо будто знакомое! Верочка... Ну конечно! Лаборантка! И ведь никто ничего не знал!
- О дополнительных занятиях по химии? Я в десятом классе чуть не каждый день оставался. Помнишь маленькую комнатку, где хранились реактивы? Мы там запирались. Любовь к криминалистике — это у меня оттуда. С юности неравнодушен к пробиркам, - усмехнулся Герман. - Их там было столько! Звенели, черти, в самый неподходящий момент, а то и разбивались. Помнишь, как нам их не хватало на уроках химии? Меня благодари. Если бы кто-нибудь узнал, ее бы с работы выгнали. Тогда все и началось. А потом для меня стало уже привычным - скрывать. Она замужем, я еще никто. Ученик, потом студент. Вера забеременела, когда мне было восемнадцать. Так что второй ее ребенок от меня. Кстати, это единственный мой ребенок, что бы там ни говорили в городе. Ей теперь почти двадцать лет, Светланке моей, она замужем, и на днях родила. Мальчика назвали Германом.
- Но почему же ты на ней не женился?! На Вере.
- Когда? Тогда? Или сейчас? В восемнадцать? В двадцать пять? В тридцать? Когда мне надо было это сделать, по-твоему? А? Дочь записана не на меня. Она Светлана Владимировна, а не Германовна. Вера развелась только через, десять лет. Я еще нетвердо стоял на ногах. Сказал: «Давай подождем». Она согласилась. Она всегда со мной соглашалась. Во всем. Я ей, естественно, помогал. Материально. Потом... Потом мне стало как-то неловко. Жениться на разведенной женщине с двумя детьми, которая к тому же старше меня на четыре года. Что бы сказали люди? И я подумал: пройдет! Не может не пройти. Скажу, не хвастаясь, у меня было много женщин. Я пытался от нее оторваться. Но проходит время, чувствую: чего-то не хватает. Я привык возвращаться к Вере. Смешно! - Герман грустно рассмеялся.
- А... дочь? Она знает?
- Теперь знает. Мальчишка-то, Сашка! А? Мальчишка.— вылитый я! - с гордостью сказал Герман. - Представляешь? Пятьдесят пять сантиметров! Четыре килограмма весит! Великан!
Волосики на голове черные, а ручки махонькие-махонькие... И орет! Голосище - во!
- Ты тогда от Веры ко мне пришел? С бутылкой-то?
- От кого же? - Горанин тяжело вздохнул: -Не хорошо получается, У меня котедж двухэтажный, а они в двухкомнатной квартирке втроем. При матери Светланке легче с новорожденным, но муж-то у своих живет. Нехорошо. Что мне делать?
- Не знаю, — честно сказал Завьялов. — Делать надо было раньше. А ты и Вере жизнь сломал, и Веронике голову морочишь.
- Сломал? - удивился Герман. - Не-е-ет... Это ты врешь... Она счастлива. Думаешь, она не пыталась со всем этим покончить? Чуть за гаишника замуж не выскочила. За того начальника, у которого машину... - Герман запнулся. Потом все-таки договорил:
- Какой скандал он устроил у меня в кабинете! Это, мол, ты! Назло! Из-за бабы! Вера-то проговорилась. В постели чего не скажешь. Не любила его, хотела чтобы я почувствовал себя свободным. Пойми этих женщин, а? Я, мол, замуж выйду, хорошо устроюсь, и ты женись. Тоже с выгодой. А я как подумаю, что она мне изменила... - Герман скрипнул зубами. - Что мне оставалось? Пообещал этому гаишнику провести расследование.
- И это на Павла повесишь?
- Сашка, ну что ты заладил? О живых надо думать!
- А он что, уже мертвый?
- Нет: Жив пока. - Герман надолго замолчал. - Значит, Ника догадывается? Может, это и к лучшему. Пора все расставить по местам.
Александр внимательно посмотрел на него:
- Знаешь, добиваться своей цели - это у нее от матери. Хорошая, милая девушка, но с характером. Она тебя не отпустит.
- Почему? - удивился Горанин.
- Потому что любит.
- Гера, это что?
На пороге кухни появилась Евдокия Германовна. Лицо у нее было растерянное. В руках она держала какую-то тряпку. Приглядевшись, Завьялов определил: ткань серая, плотная, в мелкий рубчик.
- В столовой разбиралась и нашла. Гера, как же это? Хороший костюм! Почти новый! И глянь, как перепачкан!
Евдокия Германовна развернула пиджак, показав испачканные полы и рукава. Завьялов побледнел. Это был тот самый костюм. И следы на полах - засохшие бурые пятна. Кровь! Костюм Германа, про который тот сказал: «В Чистке». Закружилась голова. Как же это? Зачем? Он растерянно посмотрел на Германа.
- Мама, где?.. - тихо спросил тот. - Где ты это нашла?
- Да в столовой, Герочка! В серванте, где посуда. Какой же ты, сынок, бесхозяйственный! Грязную вещь сунуть к посуде, из которой люди едят... - покачала головой мать.
- Саша, ты не так все понял, - поспешно сказал Герман, увидев, что Завьялов поднимается из-за стола.
- Да так! Так!
- Сашка, стой! - Герман схватил его за рукав.
- Не смей! — Александр резко вырвал руку. Ну зачем все случилось так? Вот ведь внук