Дети белой богини - Страница 56

- А вы заметили, что на обратной стороне -рисунок?

Вера Васильевна вновь отвела глаза. Значит, заметила.

- Внимательно его рассмотрели?

- Я... Я сказала Герману. Позже.

- А он что?

- Ничего. Велел забыть об этом. А потом плакат исчез. Гера сказал, что выбросил его. И правильно. Это плохие рисунки. Страшные.

- Рисунки? Значит, вы видели еще что-то?

- У него в спальне. В шкафу.

- Разбитая витрина. Так?

- Да. А откуда вы знаете?

- А машина? Разбитая машина?

- Я... не помню. А что говорит Гера?

- Вы не замечали за ним ничего странного? Он способен на... Ну, скажем, на неадекватные поступки?

- Какие поступки? - удивленно переспросила Вера Васильевна.

- Странные. Например, ходить по улицам и разбивать витрины.

- Что вы! - испугалась она. - Что вы! Как можно! Это же Гера!

- А тот человек... Мужчина, за которого вы собирались замуж... Что он сказал по поводу разбитой машины?

- Ах, это... Замуж я не собиралась. Так... Дочка его у меня учится. Младшая. Ну зашел пару раз, слово за слово... Я хотела, как лучше. А все почему-то подумали, что хочу увести его из семьи.

- Но он же к вам переехал! Неделю жил.

- Соседки насплетничали? Да, ночевал. Я ведь знала, что Ника вернется. Я руки хотела Герману развязать, только и всего. Что ж... Как вышло, так вышло. Конечно, он подумал, что машину разбил Гера. - Она осеклась. - Чуть не до драки дело дошло. Если бы это был кто-то другой...

- Если бы это был не Горанин, с рук бы не сошло, - подхватил Завьялов. - Но с Гораниным никто связываться не хочет. Ну разбил машину, и что?

- Вы думаете, это из-за меня? - испуганно спросила Вера- Васильевна.

- Я думаю, что здоровый человек на подобное не способен. Мы столько лет знакомы, я ничего такого за ним не замечал!

- Недавно он ходил в поликлинику, - Вера Васильевна с тревогой взглянула на Завьялова и задумчиво сказала. - К невропатологу.

- Что-о?

- И в больнице побывал. В психиатричке. Разговаривал с врачами.

- Насчет чего?

- Откуда же я знаю? Мать моей ученицы там работает. В психиатричке. А другая — в регистратуре, в поликлинике. Они и сказали.

- Но почему вдруг эти люди стали рассказывать вам о Горанине?

- Что в этом странного? О нем всегда говорят. Что ни день, то новая сплетня. Вот теперь говорят - Горанин, мол, по больницам стал ходить, а на вид ни за что не скажешь, что больной.

- А Маша работала медсестрой, - пробормотал он. - Может, она была в курсе?

- В курсе чего?

- Его заболевания. Кто-то сказал ей. Быть может, случайно обмолвился. Но как можно было утаить это от города? Немыслимо! А от вас?

Женщина тяжело вздохнула.

- Не понимаю... А Гера что говорит?

Никогда она не будет свидетельствовать против Горанина. Ее можно запутать, но не запугать. Это стена, за которой Герман, сам того не замечая, прячется вот уже много лет. Не она за ним, он за ней.

- Постойте-ка... - насторожилась вдруг Вера Васильевна, - кажется, в дверь стучат.

И она метнулась в прихожую. Послышались голоса. Слов разобрать он не мог, но понял - два женских голоса. Поднялся, отошел к окну, и тут в кухню вошла Евдокия Германовна.

- Саша! - всплеснула она руками. - И ты здесь! Аи да умница! На правнучка моего пришел посмбтреть?

Евдокия Германовна поставила на табурет огромную сумку, стала выкладывать на стол продукты. Масло, творог, домашнее сало, свинину, квашеную капусту...

- Светланке надо хорошо кушать, - наставительно приговаривала она. - Капусту не давай, -повернулась она к Вере, - у мальчика могут быть газы, это тебе. А Светланке — молочное. И яблоки. Животик ребеночку пусть укутает шерстяным платком. И не балуйте его, не качайте. К рукам не приучайте.

Вера Васильевна только согласно кивала.

- Нут-ко? Где он?

Осторожно, чтобы не скрипнула, Вера Васильевна приоткрыла дверь. Евдокия Германовна поправив выбившуюся из волос шпильку, направилась в комнату.

- Спит? Ну ничего. Мы потихоньку.

На диване, неловко привалившись к подушке, дремала молодая черноволосая женщина. Халат на груди был расстегнут, и • Александр поспешно отвел глаза от огромного коричневого соска, на котором выступила белая капля. В коляске, стоящей перед диваном, спал младенец. Евдокия Германовна нагнулась над ним, поправила одеяльце, а когда распрямилась, всхлипнула тихонько и, достав из кармана платочек, вытерла слезы.

- Как же на Герочку похож! - сказала еле слышно, одними губами.

- Хорошенький, - прошептала Вера Васильевна.

- Да что там! Красавец! Тьфу, тьфу, тьфу! Ты Светланку-то прикрой. Не дай бог, грудь застудит. Прохладно тут. Я посижу, подожду, пока проснется. Не прогонишь? - И мать Германа пристально взглянула на Веру Васильевну.

- Да что вы! - засуетилась та. — Мы сейчас чайку...

Завьялов стал прощаться.

- Ты на Герку-то не серчай, - тихо сказала Евдокия Германовна. - Все одно его не изменишь. Девку-то его молодую я на дух не выношу. Кукла крашеная. Из-за того мы с ним и разъехались. А Аглая напрасно нос воротит. Не Герка ее не стоит, а она его.

С этим он мог бы поспорить, но мать есть мать. И потом - она приняла Веру. Это ее выбор, и надо его уважать.

- Ты бы зашел к нему, - продолжала Евдокия Германовна. — Он ведь разволновался вчера. Не чужие вы, да и мы с твоей матерью сколько лет в одном цеху рядышком простояли. Работа, она покрепче родства связывает. Работой люди друг к другу лепятся, что кирпичи в кладке. Не разобьешь. А кирпичик выпал, так и стене упасть. Ступай к нему, Саша.

- Хорошо. Зайду.