- Вот сейчас и ступай. Да скажи, я сегодня здесь останусь. Надо Светланке роздых дать. Да и на Вере лица нет. Пусть выспятся, я с маленьким посижу. Согрею, укачаю. А завтра домой поеду, к отцу. Он без меня чисто дите малое. Просто беда. И скажи Герке-то, нужна буду, так я здесь. Ну, ступай. И Евдокия Германовна размашисто его перекрестила.
Где Бог, там и сила.
Закрывая за ним дверь, Вера Васильевна сказала взволнованно:
- Может, я лишнего наговорила. Устала очень. Насчет той ночи. Вы меня не слушайте. Мало ли что мне в голову взбредет. А что же Гера-то сказал?
... Горанин никого не ждал. Проводив мать, удобно расположился в спальне на втором этаже и смотрел телевизор, заедая зрелище домашними пирожками. Звонка долго не слышал. Когда, наконец, открыл, Завьялов буркнул:
- Привет. - И нехотя протянул руку. Понимал нелогичность своего прихода, но иначе поступить не мог. Чутье. Знаменитое чутье Александра Завьялова. Что-то было не то. И рисунки, и костюм, и ломик - все это звенья одной цепи, которая сковывает Германа. А если дать ему свободу? Втайне боялся услышать правду. Что-то здесь не то.
- Сашка, ты? Ну, проходи, - Герман крепко пожал ему руку.
- Я видел Евдокию Германовну.
- Ах, это она тебя послала! - протянул Горанин. - Ну мать! Вот ведь неймется! Все маленьким меня считает, а я сам уже дед! С тем дружи, с этим не дружи. На той женись, а эту побоку. Будто до сих пор в куличики играю.
- Герман, я знаю, что Маша тебе звонила в ту ночь, - без всяких предисловий сказал Завьялов прямо у порога, потому что не знал, что будет дальше. И как будет. - Знаю, что ты был той ночью в больнице. Знаю, что ты выбросил ломик в окно. Что ты подбросил его Павнову. И насчет куртки. Я разговаривал с Ириной Михайловной. Ты купил у них куртку и попросил Павла примерить. Я знаю... Словом, я знаю все.
- Ну, проходи, - спокойно сказал Герман. Слишком уж спокойно. Потом вздохнул, его пальцы рассеянно пробежали по ключам, висевшим на гвоздиках. В холле, возле двери, была расписная доска, на ней ключи. От дома, от гаража, от машины. Сказал, словно пожаловался: - Соседи уехали в гости, а мне ключи оставили. Мало ли что? Видишь, какой брелок директор городского рынка навесил?
- Да-да, - рассеянно сказал Александр, глянув на женскую фигурку из серебристого металла: обнаженная девушка кокетливо прикрывала руками неестественно большие груди. И не тронулся с места.
- Что стоишь, Саша? - мягко спросил Герман. -Ведь ты пришел отношения выяснять? Ну давай. Начинай. Но не на пороге же?
- Ладно, зайду. - Завьялов решительно прошел в столовую. Остановился напротив плаката, где символы успеха — дорогая девушка и дорогая машина - рекламировали время, которое не стоит тратить на пустяки. - Ведь ты и про рисунок знаешь. Который был на том плакате. Ты видел его, Гора.
Герман присел на диван. И неожиданно спросил:
- Ты котят топил когда-нибудь?
- Котят? - удивился Александр.
- Или щенков.
- Да ты что? - он растерянно опустился в кресло. Что это с Гораниным? Ему про рисунок, а он про каких-то котят!
- А мне случалось. В детстве. Вот ведь выплывает один, и ты стоишь, смотришь. Продержится, нет? И сколько продержится? А потом в тебе жалость просыпается. Как же! Все потонули, а этот стервец выжил! Вытащишь его, оботрешь, согреешь, напоишь молоком. Дальше — больше. Прикипит тебе к сердцу эта недобитая тварь и начинаешь с ней носиться. Нянчишься, лелеешь, вошкаешься с ней. И она к тебе льнет, хотя чует, что ты и есть ее главный враг, жизни лишить хотел. Как тут быть? А?
- Не знаю.
- И я не знаю! Ну, что ты еще нарыл? - резко сменил тон Герман.
- Про твои связи с мафией.
- Ах, это! Ну разумеется! Откуда же еще у меня такие деньги? Да, я беру взятки! Мало того, я изымаю из дела документы, взамен кладу другие. Сажаю невинных, в то время как виновные разгуливают на свободе. Меняю показания, подделываю подписи. Что еще? Мало? Я свой человек в прокуратуре. Карманный следователь местных воротил. Был. Потому что теперь уже зам.прокурора. Но меняться не собираюсь. Занимаюсь все тем же: подтасовываю факты, давлю на свидетелей. А меня за это двигают.
- Какая же ты сволочь! — в сердцах сказал За-, вьялов.
- Ну-ну, Зява. Не горячись. Не все же такие честные, как Александр Завьялов. То есть не все такие дураки.
- Значит, коррупция в правоохранительных органах. И ты...
- Ба! Зява проснулся! Смешно, чес-слово! - перебил его Горанин.
- А мне нет, - отрезал Завьялов.
- Коррупция, коррупция, - разозлился вдруг Герман. - Все только о ней и говорят. Но как говорят? Истекая слюной, как о красивой публичной девке - все ее хотят, но не всем она по карману! Оттого и ругают! Дрянь, проститутка! Мерзость и гадость! Искоренить! Но тайно каждый вожделеет и при возможности не откажется! Что, разве не так? Да так! Так! Все дело в цене!
- Зачем ты убил Машу?
- Я убил? Ну ты, Зява, даешь! - покачал головой Герман.
-А кто?
- Хорошо, я тебе скажу правду. Давай выпьем, что ли?
- Мне нельзя.
- Да брось! Хочешь меня раскрутить - соглашайся.
- Ладно. Давай.
Он Ждал, пока Герман сходит за бутылкой и закуской и накроет на стол. Черт с ним. Пить, так пить. Горанин суетился, ходил из комнаты на кухню и каждый раз аккуратно прикрывал за собой дверь в столовую. Наконец уселся за стол. В бутылке плавали лимонные корочки, жидкость была желтоватой.
- Медицинский спирт, - пояснил он, наливая в огромные рюмки.
-Мне много, - покачал головой Александр.
- Пей. Легче будет. - И без всякого перехода: -Это Косой ее убил.