Дети белой богини - Страница 78

К оглавлению

- Проходите, - кивнул сидящий за столом главврач.

Когда прошел в кабинет, услышал все то же:

- Как чувствуем себя?

- Нормально.

Он смотрел тойБкенаГермана. Зачем пришел? Объясниться?Горанин все понйги-сказал врачам:

- Я хотел бы побеседовать с Александром наедине.

Те переглянулись.

Зачем так смотреть? Решетки на окнах крепкие, да и бежать он не собирается. Никуда, до конца жизни. Но для них сказал:

- Я спокоен.

Врачи тут же вышли. Они с Германом остались один на один.

- Садись, - попросил Горанин. И сам уселся за стол, на место главврача.

- Что, разговор будет долгим?

- Ты, должно быть, хочешь узнать подробности?

- О том, как убил свою жену? Думаешь, меня это порадует?

- А ты по-прежнему язвишь. Это хорошо. - Герман вздохнул. - И все-таки сядь, Саша.

Он присел на стул, вытянул ноги и немного расслабился.

- Разговор будет без протокола, - сказал Герман. - И без диктофона. Только ты и я. Ты знаешь, сумасшедших в нашей стране не судят. Комиссия сделает заключение о твоей невменяемости в момент совершения преступления. Вернее, преступлений. Ибо разбитая машина, витрина и Косой также на твоей совести. Дело закроют ввиду того, что обвиняемый уголовной ответственности не подлежит. Я не знаю, сколько времени ты проведешь в клинике. Может быть, год, может, и два. Это все, что я могу для тебя сделать. По-моему, я вину свою искупил целиком и полностью.

- Какую вину?

- Ведь это я в тебя стрелял.

В голове Завьялова зазвенело. И словно издалека, эхом повторилось: «...Это я в тебя стрелял». Какая-то Вселенская Глупость!

- Не понял. - Он откинулся на спинку стула, словно хотел быть, как можно дальше от Гора-нина.

- А ты думаешь - Косой? Помнишь, про щенков? - (Щенки? Какие щенки? Те самые? Александр еле заметно кивнул: помню). - Так вот ты для меня то же самое. Лучше бы ты умер тогда. Но ты не умер. Выплыл. Понимаешь, я не мог допустить, чтобы ты все разрушил. Я с таким трудом, год за годом, шел к этому. Двадцать лет!

Двадцать, Саша! Ступенька за ступенькой парнишка с Фабрики, из простой рабочей семьи карабкался наверх. Университет, диплом юриста, следователь дознания, потом хорошая должность в прокуратуре, особняк в Долине Бедных, перспектива сделать блестящую карьеру. Все у меня было на мази. И только ты мне мешал. А я ведь предупреждал. Неоднократно. Помнишь наш последний разговор, в апреле, перед тем, как ты очутился в больнице? Я просил тебя не мешать. По-хорошему просил. Уговаривал.

- Но я, кажется, всегда уступал, - пробормотал Завьялов.

- Ты всегда лез на рожон, Саша, — грустно сказал Герман. - И в тот вечер тоже. Зачем полез, куда тебя не просили? Мое терпение, знаешь ли, имеет предел. Я вернулся, взял пистолет и когда ты стоял на крыльце, выстрелил. Попал. Не понимаю: рука, что ли, дрогнула? А добить не смог. Директор рынка и его жена, разумеется, сказали, что стрелял Косой. Да и ты в этом не сомневался. Я так надеялся, что в больнице ты умрешь...

Он хотел что-то сказать, но не смог. Слов не было. Весь воздух из шарика вышел. А Герман ждал. Потом не выдержал:

- Ну, что ты молчишь? Разве я мало для тебя сделал? Потом? А? Маша догадалась первой о том, что с тобой происходит. Она взяла рисунок и показала его мне. Ночью разбили витрину, сломали манекен. Я тогда еще ничего не понимал. Думал, и в самом деле завелся маньяк, который действует по твоим рисункам. У меня дома Маша столкнулась с Вероникой. У нас, действительно, был деловой разговор. Меня к тому времени совесть замучила. Ну как я мог? Выстрелить в лучшего друга! Из-за чего? Из-за денег и карьеры! Но, выходит, можно и через дружбу переступить. Ты бы мне все равно покоя не дал, И дружба бы наша тебе не помешала. Так?

- Я... не знаю, - наконец, сумел выговорить Завьялов. - Мне Аглая предлагала. Но я... не смог. Не смог тебя предать.

- Выходит, ты лучше меня? - усмехнулся Герман. - А я вот смог. Смог!

- Все равно не понимаю. Как? Почему я убил Машу?

- А вот тут логическая задачка, сыщик. Все просто. Потом, когда мать нашла окровавленный костюм, я это понял. Ты бы сообразил гораздо быстрее. Маша позвонила мне и сказала, что нашла в шкафу костюм. У нее не осталось сомнений, что ты разбил витрину и сломал манекен. Она испугалась по-настоящему. И позвонила мне. Ей больше не к кому было обратиться за помощью. А у меня на руках была улика — ломик, которым ты разбил машину. Я хотел его вернуть, чтобы не было никаких следов. Чтобы до тебя не дошло, какие подвиги ты по ночам совершаешь. Видишь, как я тебя берег?

- Продолжай.

- Она меня ждала. Открыла дверь, и мы прошли в кабинет старшей сестры. Маша показала костюм. Я ей вернул ломик. Потом мы с полчаса разговаривали. Мое решение было такое: выждать еще немного и, если приступы твоего ночного гуляния повторятся, силком уложить тебя в больницу. Словом, успокоил ее, как мог. Сказал, что предварительное следствие результатов не принесет, приостановленное дело отправится в архив и там затеряется. Кто разбил машину, кто сломал манекен и украл костюм - неизвестно.

- Постой... Насчет ломика. Как ты там очутился, у машины?

- Так хозяин же на меня налетел! Мол, я это сделал, из ревности! Ломик он сам зашвырнул под лавку, и я отправился его искать. Действительно, хотел проверить на отпечатки пальцев, ведь он здорово на меня наехал!

- Значит, ты ушел, а Маша забыла закрыть дверь?

- Нет, она-то как раз ее закрыла. Вспомни, как ты ее вызывал?

- Камешек кидал в окошко...

И тут... Он вспомнил слова Розы! «Был какой-то странный звук. Будто с крыши что-то покатилось...» Конечно! Он бросил камешек в окошко на втором этайке! И Маша тут же спустилась вниз. Ночные визиты мужа были ей не в диковинку. Только она не знала, в каком он состоянии на этот раз!