Дети белой богини - Страница 79

- Я думаю, что вы прошли в кабинет старшей, — сказал Герман. — И ты увидел ломик и костюм, которые Маша оставила там до утра. Главное, костюм. Ведь ты же не помнил, что разбил витрину и украл точно такой же. Ты подумал, что это мой костюм, понимаешь? Что я его снял, и мы с Машей...

- Нет!

- В припадке ревности ты схватил стоящий в углу ломик и ударил ее по голове. Будучи в бессознательном состоянии...

Завьялов вспомнил: ночью, после того как сделал рисунок, видел красные чернила на своих руках. Решил, что это чернила. А это была кровь.

- Пиджаком вытер руки, - продолжал Герман, - взял его с собой.

- Подумал... Как я мог думать? - возразил Завьялов. - Ведь я же спал! Бессознательные ассоциации. Ломик у тебя в руках, значит, ты принес его в больницу. Ты был здесь ночью. Твой костюм в кабинете у старшей. Еще одно подтверждение. А я мучился мыслью, что у Маши есть любовник. И думал о тебе. Что ты и она...

- Именно, - кивнул Герман. - Ты ведь последнюю неделю только об этом и говорил. Вы постоянно ссорились.

- Значит, замкнуло. На ревности, на тебе. «Хорошо, что у нас нет детей», - так она сказала. Именно эта фраза и не давала мне покоя! Засела в мозгу! Значит, я это сделал. И сторож мне сказал! Федор! Мужчина моего роста, голос похож на мой. Я словно бы не хотел всего этого знать.

- Ты мне сам подсунул Павнова. Я хотел посадить его, а ты все копал и копал.

- Получается, под себя. - Он вдруг задумался. Потом рассмеялся: - Нет, Гора! Не все так просто! Потому что на Косого ты меня науськал!

- Ерунды не говори, - отмахнулся Герман.

- Ты. Потому что уже понял механизм. А ты, Гора, практичный человек! Тебе надо было избавиться от Косого, и ты мною воспользовался. Не самому же руки марать? Ты проконсультировался сначала у одного врача, потом у другого. Алкоголь, снотворное, которое ты мне положил в рюмку... Скажешь, не было?

- Я хотел, чтобы ты спал.

- Ты хотел, чтобы я убил. Надо было только накачать меня, как следует. Мол, вот убийца твоей жены. И ключик, который ты мне показал. Умно! Зачем рисковать, если убийство можно повесить на сумасшедшего? Умно! Теперь твои приятели-мафиози успокоились. С психа-то взятки гладки! Кого ты еще планировал убить моими руками?

- Я подложил ему в карман кулон, — устало продолжал Герман. - Который снял с шеи Маши. Знал, что пригодится. Павнову куртки с ломиком хватило. А кулончик я при себе оставил, на всякий случай. Пригодилось. Если бы ты не принялся меня ловить, все бы так и прошло. Кстати, спа-сиботебе за Веронику.

- Не понял, - встрепенулся Завьялов.

- Когда я подумал, что ты ее убил, у меня вдруг в голове прояснилось. Она мне нужна! Понимаешь? Если нет ее, у меня в жизни - пустота. Когда увидел на столе тот рисунок, честно скажу, испугался. На самом деле, уже когда ты водки выпил, а потом принял снотворное, мне стало не по себе. Ну, думаю, жди беды! Ты прав, механизм я изучил. Я тебя караулил. Но потом задремал. Очнулся около двух. Меня даже пот прошиб. Кинулся вниз, дверь в столовую приоткрыта. Свет включил - на столе рисунок. Но «кукла» меня смутила. Раньше ты никогда этого не делал. И потом: раньше ты сначала убивал, а потом делал рисунок. Но ведь непонятно, что у человека в мозгу происходит! Тем более, если он сумасшедший! Я кинулся наверх за пистолетом. Гляжу, его там нет! Я позвонил дежурному, попросил срочно приехать к дому мэра. Ведь у тебя было оружие! Что бы я один смог с тобой сделать? Шлепнул бы ты меня, да и все. В таком состоянии, как пить дать. Я ведь думал, что у тебя очередной приступ. А ты ловить меня вздумал. Ха-ха!

- А если бы ты не успел? Если бы и в самом деле приступ?

- Ну, тут уж ничего бы нельзя бьшо изменить, - развел руками Герман.

- Плохо же ты понял, как она тебе нужна, Вероника. Надо было пулей нестись за мной, а не за пистолетом.

- Ты все такой же. Узнаю друга Зяву.

- А если я сейчас тебя задушу? - Завьялов приподнялся со стула. - Этими самыми голыми руками? Сумасшедших ведь не судят? Так?

- Но-но! - вскочил Горанин.

- Ведь это ты во всем виноват! Разве нет? Если бы не твой выстрел... - И он двинулся на Германа.

- Сашка, брось! Ну что ты, в самом деле?

- На помощь будешь звать?

Он уперся в стол, за которым вытянулся в струну Горанин. С минуту они, тяжело дыша, молча смотрели друг на друга, потом Герман опустил глаза. Завьялов вдруг почувствовал, что ярость куда-то исчезла. И ненависть тоже. Кто он Горанину? Судья? Карать все равно не ему. Истина в том, что каждому зачтется. Не сейчас, так после. Судьбу обмануть нельзя. Пусть они будут счастливы. Он вдруг рассмеялся:

- А я ведь хотел с ней уехать!

- Куда?

- В Москву. Думал, спасу девочку. Знаешь, Гора, ты не приходи ко мне больше. Сам как-нибудь.

- Это ты зря. Я на тебя зла не держу.

- Ты? На меня? - Он вновь чуть не рассмеялся. - Приятно слышать! Но я ведь не смогу забыть. Если ты в очередной раз не постараешься.

- То есть?

- Заколют меня аминазином по твоему приказу. Буду овощем на здешних грядках лежать, и порядок. Сделаешь?

- Нет, - покачал головой Герман. - Не такая уж я сволочь, йак ты обо мне думаешь.

- А я уже ничего не думаю. Не сволочь, так не сволочь. Мне все равно.

- Саша...

- Там есть кто-нибудь в коридоре? Провожатые?

- Понятия не имею.

- Я пойду, пожалуй. Лягу. Мне здесь хорошо. По крайней мере наверняка буду знать, что по ночам не гуляю, никого не убиваю. На свете есть два спокойных места: тюрьма и больница. Потому что дальше уже некуда. Все, край. А на краю хорошо. Уж лучше, чем посередине. Еды мне много не надо, да и хорошей тоже не надо. Одежда штатская ни к чему. Люди... Людей видеть не хочу, - отрезал он. - Тебя тоже. Прощай, Гора. Извини, руки тебе не подам. И... не приходи ко мне. Очень прошу.